Неточные совпадения
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы
жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей
жизни выбрать один и желать этого одного.
Скажи: которая Татьяна?» —
«Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна». —
«Неужто ты влюблен в меньшую?» —
«А что?» — «Я
выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги
жизни нет,
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
Тут вспомнил кстати и о — кове мосте, и о Малой Неве, и ему опять как бы стало холодно, как давеча, когда он стоял над водой. «Никогда в
жизнь мою не любил я воды, даже в пейзажах, — подумал он вновь и вдруг опять усмехнулся на одну странную мысль: ведь вот, кажется, теперь бы должно быть все равно насчет этой эстетики и комфорта, а тут-то именно и разборчив стал, точно зверь, который непременно место себе
выбирает… в подобном же случае.
— Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество,
выбрал из народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить
жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к
жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не мешает ему
выбрать любой из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и партий орган, он, может быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
— Молчи, пожалуйста! — с суеверным страхом остановил его Аянов, — еще накличешь что-нибудь! А у меня один геморрой чего-нибудь да стоит! Доктора только и знают, что вон отсюда шлют: далась им эта сидячая
жизнь — все беды в ней видят! Да воздух еще: чего лучше этого воздуха? — Он с удовольствием нюхнул воздух. — Я теперь
выбрал подобрее эскулапа: тот хочет летом кислым молоком лечить меня: у меня ведь закрытый… ты знаешь? Так ты от скуки ходишь к своей кузине?
— Потом я пойду к бабушке и скажу ей: вот кого я
выбрала… на всю
жизнь. Но… кажется… этого не будет… мы напрасно видимся сегодня, мы должны разойтись! — с глубоким унынием, шепотом, досказала она и поникла головой.
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение к европейцам, разделяя их образ
жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства и, кажется, могли бы
выбрать сами себе место жительства и промысл.
По-моему, вы
выбрали особенно удачный момент для своего предприятия: все общество переживает период брожения всех сил, сверху донизу, и вот в эту лабораторию творящейся
жизни влить новую струю, провести новую идею особенно важно.
Ну и
выбрали козла отпущения, заставили писать в отделении критики, и получилась
жизнь.
Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы
выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его
жизни?
— Вам было странно, — продолжал он, — что я не требовал удовлетворения от этого пьяного сумасброда Р***. Вы согласитесь, что, имея право
выбрать оружие,
жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы приписать умеренность одному моему великодушию, но не хочу лгать. Если б я мог наказать Р***, не подвергая вовсе моей
жизни, то я б ни за что не простил его.
Раз в
жизни к каждому человеку приходит судьба и говорит:
выбирай!
Несмотря на то, что большинство женщин испытывало к мужчинам, за исключением своих любовников, полное, даже несколько брезгливое равнодушие, в их душах перед каждым вечером все-таки оживали и шевелились смутные надежды: неизвестно, кто их
выберет, не случится ли чего-нибудь необыкновенного, смешного или увлекательного, не удивит ли гость своей щедростью, не будет ли какого-нибудь чуда, которое перевернет всю
жизнь?
— Господин Кольберт, — начал объяснять за него Плавин, — собственно, хочет посвятить себя русской музыке, а потому вот и просил меня познакомить его с людьми, знающими русскую
жизнь и, главным образом, с русскими писателями, которые посоветовали бы ему, какой именно сюжет
выбрать для оперы.
Что станется с тою массой серьезных людей, которые
выбрали либерализм, как временный modus vivendi, [образ
жизни (лат.)] в ожидании свободного пропуска к пирогу?
За фабрикой, почти окружая ее гнилым кольцом, тянулось обширное болото, поросшее ельником и березой. Летом оно дышало густыми, желтыми испарениями, и на слободку с него летели тучи комаров, сея лихорадки. Болото принадлежало фабрике, и новый директор, желая извлечь из него пользу, задумал осушить его, а кстати
выбрать торф. Указывая рабочим, что эта мера оздоровит местность и улучшит условия
жизни для всех, директор распорядился вычитать из их заработка копейку с рубля на осушение болота.
Разговор затем на несколько минут приостановился; в Ченцове тоже происходила борьба: взять деньги ему казалось на этот раз подло, а не взять — значило лишить себя возможности существовать так, как он привык существовать. С ним, впрочем, постоянно встречалось в
жизни нечто подобное. Всякий раз, делая что-нибудь, по его мнению, неладное, Ченцов чувствовал к себе отвращение и в то же время всегда
выбирал это неладное.
Сверх того, она утверждала, что люди деловые, рассудительные пускай женятся на каких им угодно неземных существах, но что людям с душой доброй, благородной следует
выбирать себе подругу
жизни, которая умела бы хозяйничать и везде во всем распорядиться.
Еще одна особенность: местные дворяне не любили князя. Он жил изолированною, занятою
жизнью, не ездил в гости, не украшал своим присутствием уездных сборищ и пикников, да и сам не делал приемов, хотя имел хороший доход и держал отличного повара. В отместку за такое"неякшание"его постоянно
выбирали попечителем хлебных магазинов, несмотря на то, что он лично никогда не ездил на дворянские выборы. И ему стоило больших хлопот и расходов, чтоб избавиться от навязанной должности.
Куликов был от природы актер, мог
выбирать многие и разнообразные роли в
жизни; мог на многое надеяться, по крайней мере на разнообразие.
Всякий человек в своей
жизни находится по отношению к истине в положении путника, идущего в темноте при свете впереди двигающегося фонаря: он не видит того, что еще не освещено фонарем, не видит и того, что он прошел и что закрылось уже темнотою, и не властен изменить своего отношения ни к тому, ни к другому; но он видит, на каком бы месте пути он ни стоял, то, что освещено фонарем, и всегда властен
выбрать ту или другую сторону дороги, по которой движется.
— Ну, так ты уж сама придумывай, Олеся, как лучше. Тебе придется
выбирать между мной и бабушкой. Но только знай одно — что без тебя мне и
жизнь будет противна.
Рассказал мне Николин, как в самом начале
выбирали пластунов-охотников: выстроили отряд и вызвали желающих умирать, таких, кому
жизнь не дорога, всех готовых идти на верную смерть, да еще предупредили, что ни один охотник-пластун родины своей не увидит. Много их перебили за войну, а все-таки охотники находились. Зато житье у них привольное, одеты кто в чем, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и крестов им за отличие больше дают.
— Да, если из двух дорог я
выбрал одну и шел по ней всю
жизнь мою, то могу ли перед смертью возвратиться опять на перепутье?
Он помнил мельчайшие подробности из
жизни своих домашних, но
выбирал те именно случаи, которые могли подтвердить его подозрения.
Во всякой толпе есть человек, которому тяжело в ней, и не всегда для этого нужно быть лучше или хуже её. Можно возбудить в ней злое внимание к себе и не обладая выдающимся умом или смешным носом: толпа
выбирает человека для забавы, руководствуясь только желанием забавляться. В данном случае выбор пал на Илью Лунёва. Наверное, это кончилось бы плохо для Ильи, но как раз в этот момент его
жизни произошли события, которые сделали школу окончательно не интересной для него, в то же время приподняли его над нею.
Если бы у меня была охота заказать себе кольцо, то я
выбрал бы такую надпись: «Ничто не проходит». Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей
жизни.
Немного погодя я и сестра шли по лестнице. Я прикрывал ее полой своего пальто; мы торопились,
выбирая переулки, где не было фонарей, прячась от встречных, и это было похоже на бегство. Она уже не плакала, а глядела на меня сухими глазами. До Макарихи, куда я вел ее, было ходьбы всего минут двадцать, и, странное дело, за такое короткое время мы успели припомнить всю нашу
жизнь, мы обо всем переговорили, обдумали наше положение, сообразили…
Тогда оставалось бы только
выбрать мальчикам хорошего наставника и посвятить всю
жизнь тому, чтобы воспитывать их как можно лучше и серьезнее.
Васильков. Нет, Телятев. Я человек смирный, добрый; но бывают в
жизни минуты… Ах, я рассказать тебе не могу, что делается в моей груди… Видишь, я плачу… Вот пистолеты!
Выбирай любой.
Любить всю
жизнь, без всякой надежды; наслаждаться не своим счастием, но счастием того, кого
выбрало наше сердце; любить с таким самоотвержением — о, это умеют одни только женщины!.. и если эта бескорыстная, неземная любовь бывает иногда недоступна, то, по крайней мере, она всегда понятна для души каждой женщины.
Он уже не может
выбрать свободно:
жизнь или смерть, как все люди, а его непременно и неизбежно умертвят.
Я
выбрал деревню, во-первых, потому, что городская
жизнь для меня несподручна, во-вторых, потому, что я имею привязанность к «своему месту», и, в-третьих, потому, что я имею наклонность к унынию и нигде так полно не могу удовлетворить этой потребности, как в деревне.
Нет, Настенька, что ему, что ему, сладострастному ленивцу, в той
жизни, в которую нам так хочется с вами? он думает, что это бедная, жалкая
жизнь, не предугадывая, что и для него, может быть, когда-нибудь пробьет грустный час, когда он за один день этой жалкой
жизни отдаст все свои фантастические годы, и еще не за радость, не за счастие отдаст, и
выбирать не захочет в тот час грусти, раскаяния и невозбранного горя.
Для большей наглядности домашней
жизни, о которой придется говорить, дозволю себе сказать несколько слов о родном гнезде Новоселках. Когда по смерти деда Неофита Петровича отцу по разделу достались: лесное в 7 верстах от Мценска Козюлькино, Новосильское, пустынное Скворчее и не менее пустынный Ливенский Тим, — отец
выбрал Козюлькино своим местопребыванием и, расчистив значительную лесную площадь на склоняющемся к реке Зуше возвышении, заложил будущую усадьбу, переименовав Козюлькино в Новоселки.
Анна. Да, нехорошо. Что дурное хвалить! А где ж взять для тебя хорошего-то? Тебе его в
жизни и не дождаться никогда. Уж худого-то не минуешь. Так из худого-то надо
выбирать, что получше.
А то, пожалуй,
выбрать одного из просителей, писавших эти письма, какого-нибудь несчастного, давно уже потерявшего надежду на лучшую
жизнь, и отдать ему полторы тысячи.
— Вы говорите, — сказала она наконец, — читать поэтические произведения и полезно и приятно… Я думаю, надо заранее
выбрать в
жизни: или полезное, или приятное, и так уже решиться, раз навсегда. И я когда-то хотела соединить и то и другое… Это невозможно и ведет к гибели или к пошлости.
Нельзя не сознаться, что трудно было
выбрать предмет, более далекий от русской
жизни.
Когда мой дед, А. Д. Мейн, поставил ее между любимым и собой, она
выбрала отца, а не любимого, и замуж потом вышла лучше, чем по-татьянински, ибо «для бедной все были жребии равны» — а моя мать
выбрала самый тяжелый жребий — вдвое старшего вдовца с двумя детьми, влюбленного в покойницу, — на детей и на чужую беду вышла замуж, любя и продолжая любить того, с которым потом никогда не искала встречи и которому, впервые и нечаянно встретившись с ним на лекции мужа, на вопрос о
жизни, счастье и т.д., ответила: «Моей дочери год, она очень крупная и умная, я совершенно счастлива…» (Боже, как в эту минуту она должна была меня, умную и крупную, ненавидеть за то, что я — не его дочь!)
Памятник Пушкина был и моей первой встречей с черным и белым: такой черный! такая белая! — и так как черный был явлен гигантом, а белый — комической фигуркой, и так как непременно нужно
выбрать, я тогда же и навсегда
выбрала черного, а не белого, черное, а не белое: черную думу, черную долю, черную
жизнь.
С плеч упало тяжелое бремя,
Написал я четыре главы.
«Почему же не новое время,
А недавнее
выбрали вы? —
Замечает читатель, живущий
Где-нибудь в захолустной дали. —
Сцены, очерки
жизни текущей
Мы бы с большей охотой прочли.
Ваши книги расходятся худо!
А зачем же вчерашнее блюдо,
Вместо свежего, ставить на стол?
Чем в прошедшем упорно копаться,
Не гораздо ли лучше касаться
Новых язв, народившихся зол...
Она редко стала выходить из дому, — разве только для прогулок,
выбирая для них улицы менее людные, потому что ей как-то бессознательно досаден становился весь этот кипучий шум и грохот, вся эта толчея бойкой городской
жизни.
В отдельных случаях это приводит к трагическим конфликтам между
жизнью пола и творчеством; особенно обречены на них творческие женщины, которым приходится
выбирать между радостями семьи и творчеством, брать на себя иногда непосильное бремя «гетеризма» в безбрачии [Выразительный пример такого конфликта дает
жизнь С. В.
Но в глубине своей души, чем ближе он узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, может быть, и не есть качество, а напротив, недостаток чего-то, не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы
жизни, — того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей
жизни выбрать один и желать этого одного.
Левин вполне прав, когда в стремлении своего брата Кознышева к общественной деятельности видит недостаток силы
жизни, — «того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей
жизни выбрать один и желать этого одного». Но как раз в семидесятых годах, — а эту именно эпоху и рисует «Анна Каренина», — русская
жизнь дала редкие по чистоте и яркости типы людей, которых к общественной деятельности и борьбе вела поразительная по своей огромности сила
жизни.
— Давно уж я не ела ничего горячего…Ты не можешь вообразить себе, папа, как у меня пересохло в горле от сухого хлеба и копченой колбасы! Если бы судьба предложила сегодня мне в подарок что-нибудь на выбор: десять лет лишних
жизни или чашку бульона, — я, не задумываясь,
выбрала бы второе.
Саня обернулась к нему и дурачливо кивнула головой. Теркин рассмеялся и замолчал. Совсем еще неразумное чадо, барышня-институтка, не знает
жизни, ума непрыткого, натуры рыхловатой. И он ее
выбрал в подруги на всю
жизнь!.. И никакой в нем думы и тревоги и жалости к своей холостой свободе.
Каким образом, спрошу я, могли народиться те носители новых идей и стремлений, какие изображались Герценом, Тургеневым и их сверстниками в 40-х годах, если бы во всем тогдашнем культурном слое уже не имелось налицо элементов такого движения? Русская передовая беллетристика торопилась
выбирать таких носителей идей; но она упускала из виду многое, что уже давно сложилось в характерные стороны тогдашней
жизни, весьма и весьма достойные творческого воспроизведения.